Краденое счастье - Страница 23

– Видно, с депутатом каким зашла.

– Похоже на то. Она у нас за правду борец, небось с проверкой депутатов сюда поволокла? И куда, куда вы вчера ночью шли? Где Люба?

– Пошли – тудысь. А куды дошли – не знаю. Я на Дмитровке назад повернул. Травма заныла. – Бомж осторожно потрогал лицо. – Нет, думаю, далеко мне не дойти. Вернусь к землякам, отлежусь маленько.

Николай поднялся на третий этаж и толкнул дверь. Затем приложил, примеряясь, подошву ботинка к замочной скважине и через мгновение с удовольствием вышиб челюсть замка из косяка. Косяк натужно выматерился и замолк. Николай вошел в прихожую, разглядел выключатель и включил прогорклый свет, дававший больше тени, чем яркости. В стене, в том месте, где полагалось быть стенному шкафу-кладовке, зиял пролом в соседнюю, такую же пустую квартиру.

Картина была ясна. Люба встретилась с Путиным. После чего на общественных началах была включена в комиссию по нравственности. И пришла с депутатами по жалобе соседей, недовольных притоном в жилом доме. Часть депутатов тут же, забыв о регламенте, стала лично обследовать девочек на предмет нравственности. Другая, меньшая группа, под руководством Любы, этому воспротивилась. Завязалась драка. Под натиском вызванной Русиной охраны из числа патрульно-постовой службы милиции произошла стычка между исполнительной и законодательной ветвями власти, после чего депутаты отступили с травмами различной степени тяжести. Да, все именно так и было. Николай еще раз заглянул в пролом шкафа и покинул помещение.

Если бы камера очевидца оказалась в руках обитателей притона, зрители увидели бы, как после ухода мамы Русины Люба крикнула из прихожей:

– Девчонки, вы что, так и будете жить в этой мерзости и на Русину пахать до самой смерти?!

– Что? – хором зашумели женщины. – Да какая разница, на кого пахать? Иди ты! Русина хоть пожрать дает, а здесь поблизости – Русина сама видела – других инвалидов до смерти голодом заморили. Так что не надо нам сказки рассказывать!

Не отставала и глухонемая девушка, Анжела. Несколькими жестами и выразительным мычанием она в два счета разъяснила Любе: Русина какие-никакие деньги отдает, а в интернате бесплатно заставляли мужиков обслуживать!

«Не хотят – и не надо! – заскрипела коляска. – Что ты переживаешь за всех и за каждого, Любушка? Неисправимые это инвалиды!»

– Катюша! – Люба подъехала к самой юной девочке. – Поехали со мной! Посмотри, какая ты умная, какая хорошенькая! Ножки крепкие, сами ходят! А личико – красавица! Мама тебя ищет!

– Я так и думала, что мама меня ищет! – вскрикнула Катя. – Я поеду домой.

Женщины примолкли и с надеждой придвинулись поближе к Любе. Теперь они надумали покинуть притон Русины, но одновременно подспудно хотели возложить на Любу ответственность за неразделенную, мучительную, болезненную – какая там еще бывает? – любовь, которая ждала их за порогом, на воле.

– Анжела, тебе всего двадцать пять лет. – Люба подъехала к глухонемой девушке. – Самый подходящий возраст, чтобы стать актрисой. Будем выступать вместе!

Анжела согласно замычала.

– Кристина. – Люба повернулась к робкой и тихой девушке-дауну. – А знаешь, что ты – необыкновенный человек?

Коляска хваталась за голову.

Даун Кристина слушала открыв рот.

– И твое счастье не менее ценно, чем чье-либо еще!

Как это обычно бывает в толпе, женщины так же яро и дружно собрались уходить из ненавистной им квартиры, как еще несколько минут назад твердо отказывались ее покинуть.

– Воля, девчонки!! – закричали женщины.

И все разом засмеялись, возбужденно зашумели. Кристина заколотила кулаком в переборку кладовки.

– Эй! – зашумели оттуда мужские голоса. – Чего у вас там?

– Мы – к вам! – закричала Люба и очертя голову въехала в стену.

Хлипкая переборка проломилась с податливым стоном.

– Ура! – закричала Люба.

«О-ой! – запричитала коляска. – Колесо зашибла!»

– Ребята, мы уходим! Пошли с нами!

– Уходим! – низким эхом пронеслось по мужской квартире.

– Собираем вещи, – кричала Люба. – Паспорта не забываем!

Все замерли. Повисла тишина.

– Что? – завертела головой Люба. – Что случилось?

Глухонемая Анжела страстным мычанием пояснила Любе: паспортов у инвалидов нет. Как нет регистрации, а следовательно, и никаких прав. В Москве лучше не иметь обеих ног, чем регистрации! Насиловать будут, так паспорт береги и ни о чем другом не думай! Потому что без паспорта со штампом тебя еще и в обезьяннике уделают два раза. (Все-таки Анжела действительно талантливая актриса: так подробно все рассказать без единого слова!)

– В Москве безопаснее ночью без трусов ходить, чем днем без регистрации, – красноречиво показала Анжела напоследок.

– Зарегистрируемся, – пожала плечами Люба, – в чем проблема?

– Ты что! – со знанием дела бросили девочки-подростки, Катя и Юля. – За регистрацию в миграционной службе штуку баксов отдать нужно.

– Это если в обход закона, – твердо сказала Люба. – А мы зарегистрируемся по закону, в милиции. А когда по закону – то бесплатно.

– Как же! – ухмыльнулся Саша-«чеченец», бывший раньше «афганцем».

– А вот увидишь! – пообещала Люба. – Где ключ от двери?

– Ты что – какой ключ? – загомонили мужчины.

– Значит, через окно уходим, – скомандовала Люба.

– Лучше через балкон, – предложили мужчины. – Вяжем простыни!

Люба выехала на балкон. Свет из окна освещал его, и казалось, что балкон – старая шаланда в черной летней воде. Утлая лодка, с которой надо спрыгнуть в теплую черноту, чтобы спастись.