– Так мы чего – родня?
– Родня!
Они с чувством обнялись.
Каллипигов и Николай хором спросили: «Можно уже?» – и вошли в палату.
– Ну что, землячка дорогая, поправляйся! – бодро произнес Каллипигов. – А надо что, не стесняйся, говори: мы теперь не чужие друг другу.
– Мне бы коляску, – вспомнила Люба.
– О чем разговор! – бодро сказал Каллипигов. – И коляску для крестника подберем, и кроватку, и памперсы.
– Нет, не детскую коляску, а мою, инвалидную. Старую, я к ней привыкла, новой не хочу.
– Изладим! Нет вопросов, – заверил Каллипигов.
Затем изобразил над головой крепкое рукопожатие, подмигнул Николаю и шальной походкой вышел прочь.
Николай поплотнее закрыл дверь и, сделав взволнованное лицо, подошел к кровати. Он присел, встал на пол на одно колено и взял Любину руку.
Люба заерзала и смущенно вытянула пальцы из Колиной ладони.
– Что ты, Коля? Встань, – бормотала она, опасаясь, что Николай приблизит лицо и увидит прыщик, который она утром нащупала у себя на лбу. – Коля, кто это был? Сейчас вышел кто? – быстро заговорила Люба и взяла с тумбочки пульт, делая вид, что именно для этого ей и понадобилось высвободить руку.
– Так твой же земляк, – проникновенно сказал Николай и, вновь перехватив держащую пульт руку, сжал Любино запястье.
– Я его не узнала, – призналась Люба. – Он приветы от мамы, от папы передает, а я не могу вспомнить, кто такой? А спросить неудобно. Как его фамилия, ты не знаешь?
– Каллипигов вроде.
– Товарищ Каллипигов?! – поразилась Люба. – Точно, он! Как я могла забыть? Слушай, он же меня ненавидел, в райкоме песочил. Правда, это давно очень было. А теперь – другой человек. Честный, порядочный, помощь предлагает. Хорошо, что он другим человеком стал, правда, Коля?
– Хорошо, – воркующим голосом произнес Николай и поднес Любино запястье к губам.
Он медленно, так что почувствовал волоски на Любиной коже, провел губами по руке, к локтю.
Люба сжалась, делано засмеялась, сославшись на щекотку, и щелкнула пультом.
Включился телевизор.
– Ой, – вскрикнула Люба.
С экрана на нее растерянно смотрели Надежда Клавдиевна и Геннадий Павлович. Они сидели на диване и держали на коленях альбомы с семейными фотографиями.
«Что сказать? – лепетала Надежда Клавдиевна. – Я и не знаю… Девочка она хорошая, добрая, уважительная».
Люба на мгновение закрыла глаза ладонью. Затем снова уставилась в телевизор, ойкая и всхлипывая.
– Родители? – догадался Николай.
– Да.
– Их-то мне и надо, – праздничным голосом произнес Николай и покрепче обхватил Любу через подушку. – Руку дочери просить.
Люба забыла про прыщик на лбу и повернула лицо к Николаю.
Брови ее подергивались, уши пылали.
Она смотрела на Колю.
Она хотела переспросить.
И боялась услышать ответ. Боялась, что не так Колю поняла. А он, заслышав вопрос, вытащит руку из-под подушки, поднимется с колен и холодно ответит, что она, Люба, его неправильно поняла. И тогда ей придется быть гордой и разорвать с Колей всяческие отношения!
Поэтому Люба молчала.
– Ты против? – тревожно спросил Николай.
– Против чего? – испуганно уточнила Люба.
– Выйти за меня замуж? – исподлобья поглядел Николай.
– Нет, я не против, – ответила Люба.
И удивилась, как все просто. Словно он предложил кофе, а она согласилась.
Сердце Любы почему-то не колотилось. И не задохнулась она. И не побежали от счастья ноги по полю. «Ищешь ты, Любушка, с этим Николаем приключений на свою задницу», – вспомнила она бормотанье коляски и тихо засмеялась.
– Уже нашла, – прошептала Люба.
– Кого? – заволновался Николай.
– Тебя, – сказала Люба. – И больше мне никто не нужен. Только я должна сказать…
– Ничего не говори, – приказал Николай. – Я все знаю. И про тебя, и про Путина.
– Коля, но это неизлечимо, это – на всю оставшуюся жизнь, – предупредила Люба.
– Да что я, не мужик, что ли? И тебя прокормлю, и ребенка твоего!
Люба зарделась.
– Коленька, – любовно сказала она. – Как же мне повезло, что я тебя встретила.
Николай вытащил руку из-под Любиной спины и уселся на стул, положив ногу на ногу.
– Муж пришел? – заглянула старшая медсестра.
– Нет, – заволновалась Люба. – Не было еще. Медсестра озадаченно поглядела на Николая и, тревожно качая головой, вошла в палату.
– Пульс в норме, – пробормотала она. – Надо доктору доложить. Дайте-ка я вам капельницу поставлю.
Устроив в катетер на сгибе Любиного локтя иглу от капельницы, медсестра проследила за падающими по прозрачной системе каплями, потрогала Любин лоб и спросила:
– Легче?
Люба закивала.
– Ну слава тебе господи! – сказала сестра и ушла.
– Владимир Владимирович когда обещал прийти? – небрежно спросил Николай.
– Теперь не знаю, утром его не пустили, порядки, мол, для всех одни, больничный режим. Он, говорят, скандалил, требовал пропустить… Ужас!
– Где не надо, там они про порядки вспомнили, – рассердился Николай. – Вот люди! Кстати, я тебя не спросил, может, ты хочешь чего? Давай за фруктами съезжу? Ты сейчас за двоих питаться должна. – И, несмотря на отказ Любы, покинул палату.
Люба положила голову на подушку и уставилась на мерно капающий в прозрачную трубочку раствор.
Как много всего случилось! И как мгновенно все произошло. Она словно прорвала границу времени, и по другую ее сторону вдруг оказалась уже совершенно другим человеком: спасительницей первых лиц России, невестой Николая, героиней репортажей и даже родней товарища Каллипигова.
– Чудеса! – пробормотала Люба и провалилась в сон…